Тема: тайны жизни и смерти Александра I

Глава 1. Александр I

1.1)Личность Александра

Самолюбование не было врожденной чертой Александра. С детских лет все, начиная с бабушки, льстили ему, твердили, что он красавец. И он поверил в это, стал считать себя неотразимым. На людях с его лица не сходила сладкая улыбка, ибо он знал и всегда помнил, что за этой/ его улыбкой упрочилась репутация "обворожительной". Современники единодушно отмечали у Александра Павловича стремление "искать популярности по любому поводу".

Характер императора сложностью не отличался. Александр вступил на престол с уже вполне определенными взглядами на управления государством, радикально изменившимися по мере его вхождения во вкус самодержавного правления. И хотя намерения правителя не отличались глубиной, продуманностью или оригинальностью, это мало его беспокоило: главным для него было настоять на своем. Даже в семейном кругу его называли "кротким упрямцем". Достигнув успеха, Александр очень скоро охладевал, а иногда даже относился враждебно к тому, чего так упорно добивался.

Современники указывали на скрытность, лицемерие, притворство, непостоянство Александра Павловича.

Осенью 1805 года, после заключения тайного договора между Александром I и прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III против Наполеона, они оба в присутствии королевы Луизы в мавзолее поклялись перед гробом короля Фридриха II в вечной взаимной дружбе. Страсть к позерству затмила Александру всю очевидность нелепости обстановки: в свое время русские семь лет вели с Фридрихом II кровопролитную войну, в конце концов, заняли Берлин, чуть не доведя своими успехами короля до самоубийства от отчаяния.

Из мавзолея Александр отправился к театру военных действий в Австрию, а клятва не помешала ему через два года заключить с Наполеоном Тильзитский мир, который в русских военных кругах считался более постыдным событием, чем аустерлицкое или фридландское поражение.

Крайне самолюбивый, недоверчивый и подозрительный, Александр ловко пользовался людскими слабостями, умел играть в откровенность. Обладая "врожденным даром любезности", мог искусно расположить к себе людей различных взглядов и убеждений. Он любил приближать к себе лиц, плохо относящихся друг к другу, и ловко пользовался их взаимной неприязнью и интригами, а однажды так и заявил управляющему канцелярией Министерства полиции Я.И. де Санглену: "Интриганы так же нужны в общем государственном деле, как и люди честные, иногда даже больше". Особенно явно это проявилось во время войны с Наполеоном: назначив главнокомандующим М.И. Кутузова, начальником штаба царь поставил личного его недруга генерала Л.Л. Беннигсена, доносившего государю о всех действиях и намерениях Кутузова.

Император всегда и во всем любил неопределенность. Он предпочитал не выражать точно и ясно своего отношения к предмету или вопросу, чтобы при необходимости можно было потом отпереться и свалить вину на другого. Но в нерешительности его упрекнуть нельзя. Политический курс 1801-1804 годов, решение не прекращать войну после изгнания французов с русской земли и другие поступки свидетельствуют, что Александр I вовсе не был слабой, вечно колеблющейся личностью, какой он обычно изображается в зарубежных источниках. Когда надо, он мог проявить выдержку и терпение. Идти против воли большинства, против господствующего класса, как он это делал в начале правления, в такой стране, как Россия, где всем были памятны судьбы Петра III и Павла I, было далеко не безопасно. Александр в первые дни царствования гулял пешком без свиты по улицам столицы, а небольшие путешествия любил совершать инкогнито, в пути охотно завязывал разговоры с незнакомыми людьми, одаривая собеседников деньгами, табакерками, кольцами.

В повседневной жизни и быту император был довольно скромен, не носил никаких украшений, даже часов. Он выделял себе определенную сумму денег, и если расходовал ее раньше срока, то жил в долг. С весны до глубокой осени Александр обычно находился в Царском Селе, занимая там малые комнаты дворца; ранним утром в любую погоду прогуливался по парку. Зимой он переезжал в Петербург, в Зимний дворец; по утрам бывал на разводе караулов, затем на занятиях с солдатами в разных частях. Александр всегда был брезглив. Екатерина II звала его "чистюлькой". Он не любил яркого света, избегал, особенно в последние годы, всяких развлечений, не терпел карточной игры, не бывал ни в театрах, ни на концертах. Из всех искусств его привлекала лишь архитектура, в которой он особенно ценил классическую строгость линий. Видимо, по этой причине его любовь к порядку и симметрии порой доходила до абсурда.

В эстетическом отношении Александр не шел ни в какое сравнение со своим отцом. Он тщательно следил за своей внешностью, щегольски одевался, всегда выглядел красивым, подтянутым, элегантным и отменно скромным. Его очень удручала глухота левого уха, близорукость и особенно рано начавшееся облысение. В 1792 году невеста Александра сделала краткое описание его внешности: "Он очень высок и довольно хорошо сложен, в бедрах особенно, ступни хоть и великоваты, но очень хорошо выточены; волосы светло-каштановые, глаза голубые, не очень большие, но и Не маленькие; очень красивые зубы, очаровательный цвет лица, нос прямой, довольно красивый". В холеном, ангелоподобном лице Александра не было никакого сходства с отцом.

Уже через несколько месяцев после вступления на престол внешне он полностью освоился с ролью самодержца: в позах появилась величественность, брови в нужный момент властно сдвигались и хмурились, глаза приобретали металлический блеск. Повседневной одеждой императора был гвардейский полковничий мундир и белые лосины. К концу правления его сменил кавалергардский мундир с серебряными эполетами, длинный и узкий, не скрывающий слегка оттопыренного зада.

​

​

​

1.2)Последние годы правления

Известно, что последние годы жизни Александра I были окрашены в мрачные, грустные тона. Ему казалось, что жизнь прожита напрасно, что ни власть, ни слава не стоят и ломаного гроша. С реформами, ради которых он пришел к власти, было покончено – они не удались. Оказалось, что невозможно совместить самодержавие – основу русского миропорядка – и начала свободы. Александр глубоко разочаровался в России, в ее людях. Он писал: «Я люблю конституционные учреждения… Но можно ли их вводить одинаково у всех народов? Все ли народы готовы в равной степени принять их? Не знаю…».

Да и сам он к концу правления изменился – перестал быть модником, не красовался, как раньше, перед зеркалом. Прежде ловелас и волокита, он не смотрел более на женщин, все чаще искал уединения и скитался по стране и Европе, будто не мог найти себе места. В открытой коляске, в ведро и ненастье, он почти непрерывно путешествовал по России. Пушкин назвал его точно – «кочующий деспот». Кажется, что в непрерывной смене впечатлений, в своем дорожном одиночестве под звездным небом он отвлекался от тягостных дум. Царь бы понял и оценил то, что писал позже об успокоительной силе русской дороги великий Гоголь.

Дорога отвлекала от дум, но не успокаивала душу, как это делала вера. В своем духовном совершенствовании царь прошел несколько стадий. Сначала он стремился стать просто христианином, без всех этих кадил, риз и песнопений. Простая обрядность лютеран, различных сектантов, суровость квакеров влекла его. Потом Александр I, не чуждый мистицизма, увлекся беседами с разными адептами «внутренней церкви», но вскоре усомнился в их бескорыстии. И тогда он вновь вошел в православный храм, принеся в него свою глубокую веру…

Кажется, что роковой перелом произошел в страшные часы наводнения 7 ноября 1824 года. Из окна Зимнего дворца Александр I видел яростный разгул стихии, гибель десятков людей. И он ничем не мог помочь своим подданным, пока не стихнет, по воле Вседержителя, этот убийственный ветер с моря. Когда он на следующий день осматривал следы разрушений, то услышал, что кто-то в толпе сказал: «За грехи наши Бог нас карает». – «Нет, – произнес царь, – он карает за мои грехи». Возможно, он имел в виду не только убийство отца, к которому был причастен, но и что-то другое… Летом 1825 года серьезно, как оказалось смертельно, заболела императрица Елизавета Алексеевна. Они прожили под одной крышей целую жизнь, не согретую взаимной любовью. Их видели вместе в протокольные дни и раздельно во все другие. А тут государь вдруг иначе взглянул на жену. Испытал ли он жалость, сострадание, раскаяние, настигло ли его искреннее христианское чувство – неизвестно, но он решился быть с женой до конца. Почему-то постановили ехать лечиться на российский юг, выбрали Таганрог – глухой южный городишко. Александр отправился вперед, 1 сентября его экипаж поднялся на Пулковские высоты, и царь долго, неотрывно смотрел назад, на столицу. Спутникам показалось, что он прощается с ней навсегда…

​

​

1.3)Отъезд в Таганрог 

Город произвел на Императора очевидно приятное впечатление, тем более, что это было весною; выбор пал на Таганрог, исключительно благодаря указанию Александра Павловича. Впосдедствии, порицая «хваленый Крым», он повторял, что доволен выбором. Выбрав местом жительства для своей Супруги Таганрог, Александр I решил ехать вперед и приготовить для нея удобства в пути и затем в Таганроге. Перед отъездом Император отправился выслушать напутственный молебен не в Казанский собор, как обыкновенно, а в Александро-Невскую лавру. Во время молебна Государь усердно молился и просил, чтобы митрополит положил Евангелие ему на голову. Митрополит исполнил его желание и благословил его иконою Спасителя, которую Государь взял с собою. Когда молебен окончился и Государь собирался уезжать, митрополит попросил его зайти к схимнику Алексею, жившему в лавре. Келия схимника, обитая черным сукном и еле мерцавшая лампада произвели сильное впечатление на Александра; когда же ему был показан гроб, в котором схимник спал, то Император поник головою и погрузился в глубокую думу. Между тем схимник обратился к Государю с краткою речью, которая оканчивалась такими словами: «Ты Государь наш, и должен бдеть над нравами. Ты сын православной церкви и должен любить и охранять ее». Слова эти ясны, если принять во внимание ранее сказанное. 

Между тем, Государь совершал свой путь очень быстро, избирая пути и остановки такия, которыя могли-бы предупредить стеснительныя встречи и проводы, и в сентябре прибыл в Таганрог. Городские представители и чины бюрократии собрались в церкви, но Император приехал прямо в приготовленный для него дворец, и явиться к Государю приказано было на другой день. Вечером город был иллюминован, что повторилось и на другой, и на третий день; город издержал на иллюминацию по случаю приезда Государя и потом Государыни 5766 руб. 95 коп., сумму по тому времени и для тогдашняго Таганрога весьма большую. 

Дом, в котором поселился Александр 1-й и Елисавета Алексеевна был каменный, в один этаж; впрочем, Государь предполагал вывести и второй этаж; в подвальном этаже были службы. Между дворцом и земляными укреплениями крепости лежала обширная, незастроенная тогда площадь, которую Император имел намерение засадить садом. Половина, занимаемая Императрицею, состояла из восьми весьма небольших комнат, в каковых кроме Императрицы помещались еще фрейлины Валуева и княжна Волконская. Посредине дома проходил, больше других комнат, сквозной зал для приемов. В этой же половине была помещена походная церковь. 
Половину, занимаемую Императором, составляли две комнаты с другой стороны приемнаго зала; в угловой был кабинет со спальней, а другая составляла уборную, она одним окном выходила во двор и была полукруглая. При этих двух комнатах был корридор с просветом из уборной для дежурнаго камердинера; гардеробная же была внизу, в подвальном этаже. При доме довольно обширный двор и небольшой сад с плодовыми деревьями, запущенный и к прибытию Императора несколько приведенный в порядок, но, как видно, все-таки мало интересный, потому что Государь предпочитал гулять в саду Мартоса. 

Пребывание Императора Александра 1-го в Таганроге вызвало некоторыя распоряжения относительно временной Императорской резиденции. При дворце был поставлен большой почетный караул от лейб-гвардии казачьяго полка под командою полковника Николаева. Комендантом города был назначен лейб-гвардии казачьяго полка полковник барон Фридерикс, а комендантом и начальником местных войск бригадный командир 4-го округа, отдельнаго корпуса внутренней стражи полковник Мичурин. На это время Таганрогский гарнизон составлял наилучший полк донских казаков, командуемый комендантом Николаевым. Для помещения 15 царских лошадей была городом на свой счет выстроена деревянная конюшня во дворе наследников Варваци. На это же время была учреждена экстра-почта между Таганрогом и Петербургом чрез города: Москву, Тулу, Орел, Курск, Харьков и Бахмут.

Императрица оставалась в Таганроге; она вела спокойную жизнь, постоянно гуляла или каталась, ей в особенности нравилось место близ карантина, на крутом берегу моря, откуда открывался роскошный вид на почти безпредельное в этом месте Азовское море. По распоряжению Государя, желавшего доставить Государыне удовольствие, здесь приказано было разсадить сад, план для котораго составил он сам, и выписан был из Ропши садовник Грей, которому, как человеку сведущему, приказано было сделать по дороге в Таганрог геогностическия изследования; сад этот впоследствии стал называться Елисаветинским парком, он потом был Государыней передан строительному комитету города Таганрога. 

 

Глава II. Смерть 

2.1)Официальная смерть и доказательства

В Крым отправился Александр Павлович сухим путем и первое время был доволен прогулкою, хотя ехал не особенно охотно и хотел сократить путешествие, как только возможно. Но недалеко от Севастополя отправился посетить Георгиевский монастырь и, несмотря на советы проводников теплее одеться, не хотел надеть шинель и тогда же почувствовал, что ему холодно. В Бахчисарае он жаловался доктору Вилье на лихорадку, но, несмотря на просьбы доктора, принимать лекарства отказался и спешил возвратиться в Таганрог. 4 ноябри он был в Орехове, где был в церкви и прикладывался ко кресту, в 7 часов вечера того же числа прибыл в Мариуполь, где доктор Вилье нашел у Императора лихорадку в полном развитии. Встревоженный болезнью Государя доктор уложил его в постель, дал стакан крепкаго пуншу и предложил оставаться в Мариуполе, но Александр Павлович не согласился, говоря, что он едет к себе домой. На другой день утром Государь чувствовал сильное утомление и слабость. В десятом часу, в закрытой коляске, закутавшись в теплую шинель, он выехал из Мариуполя и прибыл в 8 часов вечера 5 ноября в Таганрог. 
Экипаж Государя въехал в Таганрог раньше других и немедленно же прислали в квартиру баронета доктора Вилье, чтобы тот шел во дворец, но экипаж доктора еще не прибыл, а за первым последовал второй посланный, и когда доктор прибыл, то успел только снять с себя шинель и бросился во дворец. 
Этот вечер Государь провел у Императрицы, но на другой день не мог выслушать доклада Волконскаго, но, приняв каломель и полдрахмы корня ялаппа, почувствовал себя лучше, а 9 ноября о болезни его было сообщено вдовствующей Императрице матери и цесаревичу Константину Павловичу. Государь жаловался на беспокойство и головную боль и не хотел принимать лекарств, не видя от них облегчения, однако же продолжал заниматься делами, был в сюртуке и часто проводил время с Императрицей, которая очень безпокоилась. Крымом он был недоволен и выражал удовольствие Волконскому, что предпочел для Императрицы Таганрог. 
Хотя болезнь Императора сначала и скрывалась от жителей Таганрога, однако о ней очень скоро узнали и были крайне встревожены. 
Болезнь прогрессировала, Вилье в своих записках о ходе болезни очень безпокоится. Отказы Государя принимать лекарства приводят его в отчаяние; относительно болезни доктор колеблется, есть ли это лихорадка эпидемическая или крымская, или какая другая, но 8 ноября он повидимому убеждается, что это горячка — febris gastrica biliosa и жалеет, что в Бахчисарае остановил разстройство желудка, а под 10 ноября пишет: «с 8 ноября я замечаю, что его (Александра) что то более важное, чем мысль о выздоровлении смущает. Ему хуже». Однажды Государь камердинеру Анисимову, принесшему ему свечи, сказал: «те свечи, которыя приказал я убрать со стола, у меня из головы не выходят. Это значить мне умереть, и оне то будут стоять предо мною». С 6 ноября Государь уже перестать давать пароль, поручив это Дибичу; последний отданный им пароль был «Таганрог». 
12 ноября по утру был пароксизм, за которым последовала слабость, на которую больной особенно жаловался. Вилье и медик Государя Штоффреген решили поставить промывательное, так как желудок не действовал, но ожидаемого облегчения не последовало. Перемежающаяся лихорадка стала непрерывною. 13 ноября больнаго мучила жажда, он пил лимонад и питье из вишневаго сока 14 ноября Государь встал в свое время в седьмом часу и приказал подать себе бриться, но вследствие слабости рука дрожала и он сделал себе на щеке порез, а затем последовать сильный обморок, и он упал на пол. Во дворце поднялась большая тревога. Вилье потерялся, Штоффреген стал растирать голову и виски больнаго одеколоном; прибежала встревоженная Императрица, и его уложили в кровать. С этих пор Император уже не мог вставать, и его перенесли в кабинет из уборной и уложили на большой диван. «Все идет дурно, пишет Вилье, хотя у него нет еще бреду. Мне хотелось дать acide muriatique в питье, но по обыкновению отказано: «ступайте прочь». Я плакал; заметив мои слезы, Государь сказал мне: «подойдите, любезный друг, надеюсь, что вы на меня за это не сердитесь. У меня свои причины так действовать». В девять часов вечера больной позвал к себе лейб-хирурга Тарасова и, когда тот явился, Государь ему сказал: «вот, любезный Тарасов, как я заболел; останься при мне, Якову Васильевичу одному трудно, он устает; и ему по временам нужно успокоиться; посмотри мой пульс». 
При входе к Государю доктор Тарасов был поражен видом государя; вид этот поселил решительный и роковой приговор. Вилье и Волконский решились объявить государыне о роковом исходе и во всяком случае склонить Государя к принятию св. Тайн. При первых-же словах императрица вздрогнула и долго не могла прийти в себя, хотя давно уже предугадывала роковую истину. Но затем решилась сама просить своего супруга об исполнении последняя долга христианина. В 12 часов ночи под 15 ноября государыня вошла к Александру Павловичу, она была смущена и усиливалась казаться спокойною. Поместившись около больнаго, она убеждала его принимать аккуратнее лекарства и затем прибавила: «я намерена предложить тебе свое лекарство, которое всем приносит пользу». — «Хорошо, говори», сказал он. «Я более всех знаю, начала государыня, что ты великий христианин и строгий наблюдатель всех правил нашей православной церкви, советую тебе прибегнуть к врачеванию духовному, оно всем приносит пользу и дает благоприятный оборот в тяжких наших недугах». «Кто тебе сказал, что я в таком положении, что уже необходимо для меня это лекарство»? — спросил государь. «Твой лейб-медик Вилье», ответила она. Между тем Вилье был позван. «Я очень плох»? — спросил у него государь. Тот залился слезами. Император пожал его руку, а государыню просил беречь себя и сказал: «благодарю тебя, друг мой; прикажите, я готов». Тотчас был приглашен местный соборный протоиерей отец Алексей Федотов, но император по выходе императрицы забылся и заснул, это была сонливость (sopor). В таком положении он оставался до 5 часов утра. Иногда он просыпался и, не открывая глаз, читал молитвы и псалмы. В 5 часов 15 ноября государь открыл глаза и увидел хирурга Тарасова. «Здесь-ли священник»? — спросил он. Тарасов поспешно об этом сообщил Дибичу, Волконскому и Вилье, все время находившимся во дворце. Когда сообщили императрице, она поспешно вошла в кабинет государя, пошли и другие и стали у входа. Немедленно был введен священник; государь приподнявшись на левый локоть, приветствовал его, испросил благословения, поцеловал руку и твердо сказал: «я хочу исповедаться и приобщиться св. Тайн; прошу исповедать меня не как императора, но как простаго мирянина, я готов приступить к св. Таинству». Все присутствовавшие вышли. Исповедь и причащение продолжались час с четвертью. По окончании причащения отец Алексей сказал: «Государь, вы исполнили долг христианина, надобно исполнить долг императора». «Что это значит»? — спросил государь. — «Жизнь ваша принадлежит государству, от нея зависит счастье миллионов людей, вам вверенных Богом, а вы ею пренебрегаете, не хотите принимать лекарства». Между тем вошла императрица и все бывшие во дворце и поздравили государя с принятием св. Тайн. Государыня поцеловала больнаго в лоб и руку. Больной император благодарил. «Я никогда, говорил он, не был в таком утешительном положении, в каком нахожусь теперь; благодарю сердечно». После этого он предоставил себя в распоряжение окружающих, но уже лекарства помочь не могли. Ставили ему пьявки, прикладывали горчишники и холодныя примочки, но все-таки ночь на 16 ноября была тяжелая и безпокойная; вместо сна была сонливость, сильный жар, кожа сухая; днем больной разговаривал, но отрывочно и слабым голосом.

Ночь на 17 ноября была спокойнее, жар меньше, пульс до 100 ударов. Поставили к затылку мушку, и больному стало еще легче, а между тем день начинался роскошным солнечным утром. Животворные лучи осенняго солнца падали прямо в кабинет больного, который просил поднять сторы и солнце весело вторглось в чертоги горя и отчаяния. Александр Павлович всегда любил солнце и любовался им, весело игравшим по стенам и полу скромной царской комнаты. «Какой прекрасный день и как благотворны лучи солнца», говорил он. Присутствуюшие готовы были надеяться на счастливый перелом болезни. Но это было не долго; к вечеру припадки болезни ожесточились и признаки угнетеннаго состояния мозга были очевидны. Ночь под 18 ноября больной провел в забытьи. Иногда он открывал глаза и устремлял их на Распятие, крестился и молился. Это Распятие в золотом медальоне висело над диваном, это было отцовское благословение. Александр Павлович очень чтил его, всегда и везде хранил его при себе. Несмотря на забытье и угнетенное состоите мозга, он однако же всегда чувствовал присутствие государыни в комнате, брал ея руку и держал над своим сердцем. К вечеру жар усилился; питье, даваемое ему, с трудом глотал. Волконский попросил императрицу; больной метался в жару, отыскал взором государыню, взял ея руку, поцеловал и прижал к груди своей; встретив взор Волконскаго, котораго он любил, Александр Павлович улыбнулся ему; тот припал к руке больнаго — государь укоризненно на него посмотрел, так как не любил, чтобы ему целовали руку, — сознание не покидало его еще. Наступала тяжкая ночь. Кабинет государя был опечатан; двор в тревоге и волнении; к цесаревичу Константину Павловичу были отправлены два фельдъегеря и снаряжали третьяго. Елисавета Алексеевна всю ночь провела у больного, держа его правую руку. Она по временам плакала. В четвертом часу дыхание становилось медленнее, но больной делался спокойнее.

Никто во дворце не спал, среди гнетущей тишины мог быть слышен только сдержанный шопот; ругали Крым и проклинали воронцовскую прогулку. Между тем наступало утро 19 ноября; оно было хмурое, сырое и ветреное; вся площадь пред дворцом была покрыта народом, который после ежедневно совершаемых молитв о здравии царя, приходил узнать о состоянии здоровья своего дорогаго гостя и царя. А больной все слабел, он часто открывал глаза и устремлял их то на Распятие, то на императрицу, но лицо его было спокойно и без страдания. При благоговейной тишине у одра умирающего слышны были сдержанныя рыдания, но ему уже все было чуждо; мирно и спокойно испустил свой последний вздох этот добрый сердцем государь 19 ноября в 10 часов и 47 минут утра.

Из Черкасска были выписаны четыре генерала для дежурства и шесть полковников для часовых. Тело было сначала положено в кабинете, и священники по очереди читали Евангелие. Во время посещения Императрицы все покидали комнату и оставляли ее одну у тела супруга. Спустя несколько времени Императрица возвратилась во дворец. Окружавшие Елизавету Алексеевну зная, какую тяжкую утрату она понесла, удивлялись той твердости, с каковой она переносила горе. Вскоре после смерти она писала Марии Феодоровне письмо, которое начиналось словами, облетевшими всю Россию: 
«Maman, Notre Ange est au ciel, mais je végète encore sur la terre!... Maman, ne m'abandonnez pas; car je snis absolument seule dans ce monde de douleurs. Notre cher Défunt a repris l'air de bien-veillance, son sourire me prouve qu'il est heureux et qu'il voit des choses, plus belles, qu'ici bas. Ma seule consolation dans cette perte irréparable — est que je ne Lui survivrai pas; j'ai l'esperance de m'unir bientot à Lui.Adieu!» (Наш ангел на небесах, а я еще живу на земле... Матушка, не оставляйте меня; ибо я совершенно одна в этом мире скорби. Наш дорогой усопший принял дух кротости; улыбка его доказывает мне, что он счастлив и видит там гораздо лучшие предметы, нежели У нас здесь. Одно утешение мое в невозвратной потере — это есть то, что я не переживу Его. Я надеюсь вскоре с ним соединиться. Прощайте.) 
20 Ноября князь Петр Волконский сообщил Феофилу, архиепископу екатеринославскому, о смерти Государя, приглашая его прибыть в Таганрог для погребальных почестей Императору. Между тем составлен был комитет под председательством Чернышева для бальзамирования тела покойнаго, которое предположено было окончить в одну ночь. В состав комитета вошли врачи Рейнгольд, Добберт, таганрогский городской лекарь Лакиер, штаб лекарь при казацком гарнизоне Васильев и придворный аптекарь Протт. При вскрытии мозга оказался в нем воспалительный процесс и значительное выпотение сукровицы, которой в боковых желудочках мозга найдено было до трех унцов. 
Бальзамированье было произведено, как последствия показали, весьма удачно. Сердце было помещено в серебряный густо-вызолоченный сосуд, а внутренности в особый ящик и герметически закупорены. После бальзамирования тело было облачено в обще-генеральский мундир, со всеми принадлежностями, кроме андреевской ленты и шпаги, и возложена на голову корона, затем гроб с роскошным катафалком был поставлен в зале. Панихиды по утрам служил прибывший из Екатеринослава архирей, и по вечерам архимандрит. Время погребения было неизвестно. Императрица в это время жила опять во дворце.

 

 

2.2) Порождение легенд и слухов

Болезнь его была на удивление скоротечна и безжалостна. Согласно протоколу вскрытия смерть Александра 1 была вызвана желчной болезнью, сопровождавшейся осложнением на мозг. Но при этом врачи констатировали, что большая часть органов находилась в превосходном состоянии. А очевидец вскрытия, квартирмейстер Шениг отмечал: «Я не встречал еще так хорошо сотворенного человека. Руки, ноги, все части тела могли бы служить образцом для ваятеля: нежность кожи необыкновенна».

И все же самое странное происходило после смерти Александра 1. Гроб с его телом находился еще в Таганроге, а слухи, одни тревожней и фантастичней других, распространялись от селения к селению. Этому поспособствовало в первую очередь то, что тело императора не показали народу, что, в общем-то, объяснялось его плохим состоянием. Но об этом мало кто знал, а потому уже в Туле, куда приблизился траурный кортеж, распространились слухи, будто бы «император был убит своими подданными извергами и господами».

В действительности, простолюдинам было от чего прийти в смятение. Смерть Александр 1 вдали от столицы после короткой и странной болезни, долго откладывающийся перевоз тела в Петербург, да и погребение без позволения видеть лицо монарха в открытом гробу – все это не могло не породить всяческих слухов. Одни утверждали, что император вовсе не умер в Таганроге, а на английском шлюпе отплыл в Палестину к Святым местам; другие говорили, что он был похищен казаками и тайно уехал в Америку.

Распространители подобных версий, так или иначе, сходились в одном: вместо государя в гроб был положен солдат, похожий на Александра лицом и сложением. Называли даже фамилию двойника – фельдъегерь Масков, доставивший императора в Таганрог и погибший буквально у него на глазах при дорожном происшествии.

И вот через 10 лет, когда, казалось, легенда давно развеялась, на окраине города Красноуфимска Пермской области появился мужчина величественной наружности, лет 60-ти, по имени Федор Кузьмич. Он был без документов, а властям он заявил, что «он бродяга, не помнящий родства». Его приговорили к 20-ти ударам плетьми и высылке на поселение в Западную Сибирь. Старец нашел приют у крестьян, которых поражал толкованием Священного Писания, ласковым обхождением и мудростью советов.

​

2.3) Доказательства инсценировки смерти

  а)Вскрытие гробницы

Поставить жирную точку в этом вопросе помогло бы правительство РФ, объединив бы свои возможности с желанием и опытом ученых, историков и антропологов, в результате чего была бы проведена экспертиза ДНК. Тогда бы наконец научное сообщество получило бы официальное одобрение «сверху» вскрыть гробницу императора в Петропавловском соборе, и данное исследование вполне могло бы стать мировой исторической сенсацией, как, например, идентификация останков английского короля Ричарда III, которые были обнаружены под автомобильной стоянкой… Но складывается очень неприятное впечатление, когда нашим историкам вновь и вновь по разным причинам отказывается в проведение такого мероприятия…

Официальных попыток провести экспертизу с вскрытием гробницы было дикое множество.

По неподтвержденным данным в 1921 году при вскрытии гробница Александра I в Петропавловской крепости оказалась пустой. Но засвидетельствовать сие событие никто не решился, или же этот эпизод — очередная ложь, с целью обратить внимание общественности и властей на существовавшую историческую тайну, имевшую все основания стать мировой сенсацией.

Добиться вскрытия гробницы пытались и позже: так, Даниил Гранин в своих воспоминаниях «Причуды памяти» пишет, что после бесед с гениальным антропологом Михаилом Герасимовым, (известный по работам над обликами Ярослава Мудрого, Ивана Грозного, Шиллера, Тимура) мечтавшим разъяснить легенду о Федоре Кузьмиче, он обращался в Ленинградский обком КПСС с просьбой разрешить вскрытие гробницы Александра I. Просьба была передана в ЦК КПСС, где ее отклонили, пояснив:

«Если Герасимов определит, что череп императора — череп человека, умершего не в 1825 году, а много позже, в год смерти старца, то церковь сделает его святым, что же получится — с подачи ЦК Коммунистической партии? Нет, невозможно».

После неудавшейся попытки получить согласие на вскрытие гробницы императора Михаил Герасимов попытался еще трижды: «Три раза обращался в правительство, прося разрешения вскрыть гробницу Александра I… И каждый раз мне отказывают. Причин не говорят. Словно какая-то стена!»

Впрочем, правительство могло так старательно сохранять завесу тайны вокруг гробницы императора не из-за боязни установления идентичности Александра I и Федора Кузьмича. Советский астрофизик Иосиф Шкловский в своей книге рассказывает о разговоре с человеком, который стал свидетелем вскрытия могилы графа Алексея Орлова-Чесменского. Это было сделано на основании секретного пункта декрета от 1921 года, который предписывал вскрывать могилы знатных людей и изымать оттуда драгоценности. В могиле графа тогда ценных вещей не нашли, а тело выбросили в канаву. Вероятно, предположил Шкловский, что и останки Александра I отсутствуют в гробнице по той же причине.

​

  б)Вскрытие тела

Пожалуй, самым прямым «фактом», подтверждающим «смерть» императора Александра – является акт вскрытия его тела. Этот серьезный на первый взгляд документ по идее должен был уничтожить знаменитую легенду об инсценировке смерти «Благословенного», но в последствии этот документ оказал совсем иное влияние на это запутанное дело, породив еще больше слухов, один из которых:

Можно ли доверять «акту вскрытия тела», если труп императора могли подменить и вместо тела Александра медики вскрывали тело другого человека, похожего на Александра (двойника)? И почему протокол вскрытия, подписанный 9-ю докторами и присутствующим при вскрытии генералом-адъютантом Чернышёвым содержит такое огромное количество противоречий и медицинских неточностей, ошибок?

Из протокола вскрытия тела Александра нам известно, что возглавлял процедуру вскрытия тела покойного государя лейб-медик Тарасов. Произведено вскрытие было 20 ноября, в семь часов вечера, в присутствии генерала Дибича, генерал-адъютанта Чернышёва и девяти докторов.

Вывод медиков: «Император Александр I 19 ноября 1825 года в 10 часов 47 минут утра в городе Таганроге скончался от горячки с воспалением мозга…»

Г. Василич — автор книги «Александр I и старец Федор Кузьмич» сделал вывод, что протокол вскрытия тела явно не соответствует болезни, от которой якобы умер Александр, и что он настолько противоречив и абсурден, что бросается в глаза даже не просвещенному в медицине человеку.

Он также приходит к выводу, что император умер не от лихорадки, а от тифа, перечеркнув «авторитет» девяти докторов, подписавших этот протокол вскрытия.

Но даже независимо от протокола вскрытия, Александр не мог умереть от лихорадки, так как переболел ею ранее три раза и перенес легко, на ногах. Из воспоминаний Екатерины Великой — бабушки Александра I:

«18 декабря 1782 года. «Надо сказать правду, что вот уже четыре месяца, как судьба словно тешится тем, чтобы причинить мне огорчения. Теперь даже господин Александр и сударь Константин заболели. Вчера я застала первого (Александра) у дверей своей комнаты, завернутого в плащ. Спрашиваю его: что это за церемония? Он отвечает мне: «Это часовой, умирающий от холода». «Как так?» «Не прогневайтесь, у него лихорадка, а чтоб позабавиться и посмешить меня, он во время озноба надел свой плащ и стал на часы. Вот веселый больной, который переносит болезнь свою с большим мужеством, не правда ли?» [1.1,т.1,с.21 ].

Вероятно, император в четвертый раз заболел лихорадкою и перенес ее легко, но благодаря актерским способностям довел ее до инсценировки своей «смерти», используя подмену трупа. А актерские способности у Александра проявлялись еще в детстве.

Великий князь Александр Павлович Портрет работы Жана-Луи Вуаля

«18 марта 1785 года Екатерина пишет Гримму: «Надо вам дать отчет в том, что совершил сегодня господин Александр, сделав себе из куска ваты круглый парик, и пока мы с генералом Салтыковым любовались тем, что его хорошенькое личико не только вовсе не обезображено от этого наряда, но еще похорошело, он сказал нам: «Прошу вас менее обращать внимание на мой парик, чем на то, что я буду делать». И вот он берет комедию «Обманщик», лежавшую на столе, и начинает разыгрывать одну сцену из трех лиц, представляя всех троих один и давая каждому тон и мимику, свойственные характеру изображаемого лица…» [1.1,т.1,с.46].

Но вернемся к болезни императора, а еще лучше к официальным последним дням его жизни, к тем самым, которые отображены в дневниках людей, проявляющих заботу о нем.

Любопытно, что почти каждый из этих людей оставили записи о последних днях жизни императора задним числом. За исключением императрицы. Но воспоминания императрицы Елизаветы Алексеевны, переданные на французском языке загадочно обрываются за неделю до «смерти» Александра и пролить свет на возможную инсценировку или же естественные причины смерти императора не могут.

Также крайне любопытны дневники доктора Д.К.Тарасова, в воспоминаниях которого много странностей:

1. Все его записи были сделаны по памяти задним числом.

2. Доктор Тарасов утверждает, что протокол вскрытия был составлен им, хотя в действительности он был составлен лейб-медиком Виллие.

3. Тарасов пишет, что хотя он и составил протокол, но он его не подписывал, между тем под протоколом значится его подпись!

4. Князь Волконский поручил ему бальзамировать тело. Тарасов отказался, мотивируя свой отказ «сыновним чувством и благоговением к императору».

5. Граф Орлов-Денисов сообщает, что в течение всего пути до Москвы гроб не вскрывался; что впервые он был вскрыт на пути из Москвы на север, на втором ночлеге, в селе Чашошкове, 7 февраля в 7 часов вечера», а доктор Тарасов утверждает, что осматривалось тело не менее 5 раз.

6. Правдивость записок Тарасова окончательно ставится под сомнение в связи с воспоминанием родственников доктора Александра I о его поведении, когда в его семье зашел разговор о загадочном старце Федоре Кузьмиче, он вдруг становился очень серьезным, говорил с подчеркнутым назиданием: «явный, мол, вздор, который надо раз навсегда выкинуть из головы».

7. До 1864 года доктор Тарасов не служил панихид по государю Александру I. Когда же в Сибири умер старец Федор Кузьмич, то Дмитрий Клементьевич стал это делать ежегодно, причем панихиды всегда обставлялись какой то таинственностью; он тщательно скрывал, что служит их. Об этих панихидах случайно узнали от кучера, а ездили ради них в приходскую церковь, или в Казанский и Исаакиевский соборы, и никогда в Петропавловскую крепость.

8. И еще на одно обстоятельство, касающееся доктора Д. К. Тарасова: он был необычайно богат, имел и большой капитал, и собственные дома, которых не смог бы нажить самой блестящей медицинской практикой.

И все эти аргументы в пользу того, что Александр не умер в Таганроге 19 ноября 1825 года. Очевидно все эти пункты не могут быть простыми совпадениями и случайностями… Также как очевидно и то, что Д.К. Тарасов входил в число тех десяти приближенных императора Александра I, которые знали о перевоплощении или, вернее, об инсценировке «смерти»…

​

​

Глава III Фёдор Кузьмич

3.1) Личность Фёдора Кузьмича 

4 сентября 1836 года к одной из кузниц, находившейся около города Красноуфимска (Кленовская волость, Красноуфимский уезд, Пермская губерния), подъехал какой-то мужчина лет шестидесяти и попросил кузнеца подковать его лошадь. Кузнец заинтересовался красивой лошадью и личностью старца, одетого в обыкновенный крестьянский кафтан. Вызывали подозрение чрезвычайно мягкие, не крестьянские манеры старика. Кузнец обратился к нему с обычными в таких случаях вопросами – о цели путешествия, принадлежности лошади и о его имени и звании.

Уклончивые ответы незнакомца возбудили подозрение собравшегося около кузницы народа, и он без всякого сопротивления был задержан и доставлен в город. На допросе он назвал себя крестьянином Федором Кузьмичом и объяснил, что лошадь принадлежит ему. При этом добавил, что ему семьдесят лет, неграмотен, исповедания греко-российского, холост, непомнящий своего родопроисхождения с младенчества своего, жил у разных людей, напоследок решил отправиться в Сибирь. От дальнейших показаний отказался окончательно, объявив себя непомнящим родства бродягою. Следствием этого был арест и суд за бродяжничество.

Его приблизительные приметы на момент задержания: рост 2 аршина 9 вершков, волосы на голове и бороде светло русые с проседью, нос и рот посредственные, глаза серые, подбородок кругловатый, от рода имеет не более шестидесяти пяти лет, на спине есть знаки наказания кнутом и плетьми.

Необыкновенно симпатичная наружность этого человека, добродушное выражение его лица, изящные манеры, умение правильно говорить и прочее, обнаруживая в нем хорошее воспитание и как бы знатное происхождение, вызывали общее сочувствие и сострадание.

Суд состоялся 3 октября 1836 года. Были употреблены все меры уговорить его открыть свое настоящее звание и происхождение. Но все уговоры и "гуманные попытки" в этом отношении оказались тщетными, и неизвестный упорно продолжал называть себя бродягою.

На основании существовавших в то время законов Красноуфимский уездный суд "присудил бродягу Федора Кузьмича к наказанию плетьми, через полицейских служителей 20-ю ударами и к отдаче в солдаты, куда окажется годным, а в случае негодности – к отсылке в Херсонскую крепость, за неспособностью к работам – к отсылке в Сибирь на поселение".

Приговор этот в присутствии уездного суда был объявлен бродяге Федору Кузьмичу, который приговором остался доволен и доверил за себя расписаться мещанину Григорию Шпыневу. Затем означенное решение уездного суда было представлено на утверждение к пермскому губернатору, который наложил следующую резолюцию: "Бродягу Федора Кузьмича, 65 лет от роду и неспособного к военной службе и крепостным работам, сослать в Сибирь на поселение".

Костюм его состоял обыкновенно из длинной, грубой, толстой холщовой рубахи (2 шт.), подпоясанной тоненьким ремешком или веревочкой, таких же штанов, трех – четырех пар белых чулок, ежедневно сменяемых, и обыкновенных кожаных туфель. Поверх рубахи надевал он иногда темно синий суконный халат, а зимой старую сибирскую доху с облинявшей шерстью.

Но, несмотря на такой незначительный гардероб, одежда на нем была постоянно чистая. Старец был чрезвычайно аккуратен, держал свою келью в чистоте и не выносил беспорядка.

По прибытии в Сибирь Федор Кузьмич поселился рядом с казенным Краснореченским винокуренным заводом, в двух верстах от села Краснореченское Боготольской волости и в пятнадцати верстах от места прописки – деревни Зерцалы. Здесь он прожил около пяти лет. Ни на какие принудительные работы он не привлекался. Обходились с ним здесь очень хорошо. Смотритель любил его и доставлял ему все необходимое, а служащие и рабочие относились к нему с особой заботливостью.

В 1842 году казак Семен Николаевич Сидоров, заметив в старце желание удалиться куда-нибудь подальше от народа, построил около своего дома в Белоярской станице, находящейся в нескольких верстах от села Краснореченское в сторону города Ачинска, небольшую избушку и уговорил старца переселиться к нему. Узнав об этом, зажиточные крестьяне соседних деревень наперебой начали заманивать к себе старца, предлагая ему большие удобства, очевидно, с расчетом иметь около себя сведущего человека и добро совестного руководителя. Прожив несколько месяцев в Белоярской станице, он переехал в деревню Зерцалы.

В этой деревне Федор Кузьмич прожил зиму в избе одного добродушного и искреннего поселенца Ивана Ивановича Малых, только что отбывшего срок на каторжных работах. Был он человек семейный и очень бедный, но с большим радушием принял старца в свою хижину.

Заметив, что жизнь в общей избе тяготит старца, Иван Иванович предложил крестьянам построить ему отдельную келью, где-нибудь возле деревни. Общими силами крестьяне построили для старца келью по его указанию из старого овечьего хлева. В этот период времени Федор Кузьмич часто посещал соседние деревни, нередко гостил в Белоярской станице. Однажды летом он ушел в Енисейскую тайгу на золотые прииски Попова и проработал там несколько месяцев в качестве простого рабочего. Этими приисками управлял тогда известный впоследствии всей Сибири золотопромышленник Асташев, обративший внимание на старца и отзывавшийся о нем с большим уважением. По возвращении с приисков старец окончательно поселился во вновь отстроенной келье в деревне Зерцалы. Прожил он в этой деревне около шести лет и постоянно навещал соседние деревни.

В 1849 году один богатый краснореченский крестьянин Иван Гаврилович Латышев, пользовавшийся всеобщей любовью за свою доброту, построил около своей пасеки в живописном месте, верстах в двух от села Краснореченского вниз по реке Чулыму, на берегу реки, новую келью и переманил к себе получившего уже большую известность загадочного старца.

С этого времени личность Федора Кузьмича начинает уже особо привлекать к себе всеобщее внимание, а таинственные посещения и внезапные приезды к нему каких-то господ стали возбуждать всеобщее любопытство и разного рода догадки относительно его происхождения. Сам же он всячески избегал разговоров о своем происхождении и не обнаруживал никаких признаков самозванства. Нужно обладать редкими качествами и иметь за плечами достаточно блестящее прошлое, чтобы в то время возбудить в Сибири всеобщее внимание и уважение.

Личность Федора Кузьмича помимо своего таинственного происхождения заслуживает серьезного внимания и как продукт религиозных движений начала прошлого столетия.

Он не имел ничего общего с типами старинных юродствующих обличителей или пессимистическими религиозными мистиками вроде Феодосия Левицкого или ему подобных. Он не проповедовал никаких богословских теорий и не выказывал никаких признаков принадлежности к сектантству или масонским ложам. При этом он обнаруживал вполне здравое, современное по тому времени отношение к религиозным учениям.

По мнению М.Ф.Мельницкого, купец С.Ф.Хромов, в доме которого умер Федор Кузьмич, немного исказил его "светлую личность", лично причислив его к лику "святых", и в своих записках неправильно истолковал некоторые факты. Федор Кузьмич был не таким святым, каким изобразил его в своих записках Хромов.

"Получивший несомненно высокое для тогдашнего времени образование, движимый гуманными идеями и побуждениями, человек этот, как видно, немало потрудился на своем веку на пользу дорогому его сердцу отечеству и до самой своей смерти не изменил своим, если можно так выразиться, альтруистическим убеждениям"…

Жизнь Федор Кузьмич вел аскетическую. Почти не ел жирной и сладкой пищи. Много работал, помогая крестьянам. Учил детей грамоте, знакомил с географией и с историей. Все сведения, сообщенные им, всегда отличались правдивостью, хорошо запоминались. Взрослых он увлекал религиозными беседами, занимательными рассказами из событий отечественной истории, о военных походах и сражениях.

При этом иногда вдавался в такие подробности по эпизодам Отечественной войны 1812 года, что вызывал всеобщее недоумение и восхищение даже среди образованного населения. Тонкое понимание человеческой натуры, и в особенности ее духовной стороны, в сочетании с необыкновенным даром слова позволяли ему исцелять душевные недуги, подмечать и указывать на слабые стороны человека и угадывать тайные намерения окружающих. Все это, в сочетании с его образом жизни, умением общаться с больными, облегчать их страдания, возвысило его в глазах простого народа.

Все это вместе взятое послужило поводом считать его великим угодником Божьим. Молва о нем быстро распространялась за пределами Сибири. Старец, обнаруживая хорошее знание крестьянской жизни, предпочтение отдавал земледелию. Давал ценные указания относительно выбора и обработки земли, устройства огородов и посева различных культур.

Говорил о значении земледельческого класса в государственном управлении. Знакомил крестьян с их правами и обязанностями, учил уважать власть и, вместе с тем, низводил великих государственных деятелей до "степени обыкновенного человека". "И цари, и полководцы, и архиереи – такие же люди, как и вы, –говорил он. – Только Богу угодно было одних наделить властью великой, а другим предназначено быть под их постоянным покровительством..."Слова его никогда не расходились с делом. Он никогда не отдавал предпочтения званию и оценивал человека по его личным качествам.

Частная жизнь Федора Кузьмича отличалась особой строгостью, правильностью и воздержанностью. Домашняя обстановка указывала на крайнюю неприхотливость хозяина. Жесткая постель, две скамейки и небольшой стол – вот вся его мебель. В правом углу висело несколько образов: Печерской Божьей матери, маленький образок Александра Невского и другие. Кроме того, он вешал в этом углу некоторые картинки религиозного содержания, приносимые ему разными странниками. Но выбирал из них только более приличные и осмысленные по содержанию: виды монастырей, портреты митрополитов, евангельские притчи. Никаких изображений "страшного суда", "семи смертных грехов" и им подобных у него не было.

Все это в какой-то мере указывает на его умственное развитие. На столе стояло небольшое распятие, лежало евангелие, маленький киево - печерский молитвенник и небольшая книжка под заглавием "Семь слов на кресте Спасителя". Никаких других религиозных изданий он у себя не имел. Считал, что они недостойны серьезного внимания.

По имеющимся данным можно заключить, что Федор Кузьмич имел "обширную" переписку с разными лицами через различных странников. При этом постоянно получал разного рода сведения о положении дел в России и тщательно скрывал от посторонних чернила и бумагу.

​

3.2) Сравнение Александра I и Фёдора

Для того чтобы сравнить Александра I и Фёдора Кузьмича, нужно определится, что может указывать на то, что это один и тотже человек.

Во - первых, это чисто внешне поразительное сходство личностей:

1) один и тот же рост императора и старца – 2 аршина 9 вершков;

2) один и тот же предполагаемый возраст, то есть один и тот же год рождения;

3) один и тот же цвет глаз – голубой с сероватым оттенком;

4) один и тот же волос – немного кудрявый, волнистый с проседью;

5) одна и та же плешивость – отсутствие волос на лбу и на затылке;

6) одна и та же немного заметная сутуловатость при ходьбе;

7) один и тот же голос – чудный, кроткий и величественный;

8) одно и то же лицо – красивое, правильное, величественное;

9) одна и та же привычка держать левую руку на груди, когда стоит;

10) немного глуховат на левое ухо (контузия от пушечной канонады) ;

Во-вторых, старца опознали те, кто очень хорошо знал императора:

1) казак Березин, служивший в охране императора Александра I;

2) чиновница Бердяева, которая приехала в Томск к Хромову;

3) бывший солдат Оленьев, проживающий у церковного старосты;

В-третьих, на перевоплощение указывает одинаковое отношение старца и императора к историческим деятелям:

1) к полководцам Суворову и Кутузову;

2) к полководцу и святому Александру Невскому;

3) к митрополиту Филарету и архимандриту Фотию;

4) к графу Аракчееву и к военным поселениям;

5) к императорам – Павлу I, Николаю I, Александру II;

6) к Наполеону и австрийскому канцлеру Меттерниху;

7) к графу Остен Сакену и отношение к этому семейству Александра I;

8) к майору в отставке Ф.И.Федорову и отношение Александра I к своему камердинеру Ф.Федорову;

9) отношение императора Александра I к известным старцам.

Основным прямым фактом, который бы доказал перевоплощение, мог явиться почерк императора и старца. Но образцы почерка старца Федора Кузьмича были уничтожены в 1909 году, после того как с них сняли фотокопии и размножили их. На основании этих фотокопий и фотокопий писем императора сделана почерковедческая экспертиза.

И хотя на основании фотокопий без образцов нельзя дать категорическое утверждение, но вывод, что "почерк, вероятнее всего, принадлежит одному лицу", говорит нам о многом. По ксерокопиям, учитывая разницу во времени до 30 лет и отсутствие дополнительных образцов почерка старца, такой вывод закономерен.

А вот ссылка на сходство почерков по другим источникам.

"Великий князь Николай Михайлович специально пошел по ложному следу в отношении почерков. Хотя есть основания предполагать, что Федор Кузьмич старался изменить почерк. Относительно сходства почерков императора Александра Павловича и старца Федора Кузьмича некоторые данные находим в письме библиотекаря бывшего обер прокурора святейшего синода К.П.Победоносцева, гражданина Митрополова к купцу Хромову от 2 ноября 1882 года.

Гражданин Митрополов в октябре 1882 года получил от барнаульского мещанина Ефрема Федоровича Здобникова книгу с надписью: "Книжка, Заключающая в себе Акафист Воскресению Христову и сказание об антихристе". Книгу эту, написанную русскими буквами, но славянским слогом, по словам Здобникова, подарил старец Федор Кузьмич одной благочестивой чиновнице в г.Томске. Гражданин Митрополов отправился в императорскую публичную библиотеку сличить там почерк. Получилось несомненное сходство. В то время в ней находился известный знаток русской старины генерал Н.Ф.Дубровин. Узнав, что гражданин Митрополов сличает почерки, он обратился к нему со словами: "Покажите-ка мне, я знаю руку

Александра Павловича и тотчас же скажу, он ли писал". Увидав первую страницу акафиста, он воскликнул: "Это Александр Павлович писал!"  Затем вместе начали сличать подлинные письма и заметки Александра I, сличали буквы в отдельности, и сходство получилось несомненное. Но, видимо, в акафисте почерк намеренно изменен, так как одни и те же буквы писались кое где различно".

​